Книга — это объект, абсолютно нам знакомый до такой степени, что мы склонны воспринимать ее форму и способ ее составления как нечто само собой разумеющееся. Фактически, даже если мы знаем, что в пятнадцатом веке изобретение книгопечатания произвело революцию в истории книги, мы часто недооцениваем различия, которые отделяют наш опыт чтения от опыта древних. Речь идет не только о большем или меньшем распространении произведений, чему явно благоприятствовала пресса: у древних греков и римлян было совершенно разное отношение к своим книгам, как с физической точки зрения (объем, сцепление, эрозия текстов) и психологические. Чтение «Илиады», трагедии Еврипида или речи Цицерона в древности по-иному включало мыслительную деятельность и часто не было простой операцией. Попробуем понять, в чем заключались различия.
ДРЕВНИЕ КНИГИ АФИНСКОЙ ШКОЛЫ РАФАЭЛЯ
На изображении, которое мы разместили выше, мы воспроизвели часть знаменитой фрески Рафаэлло Санцио «Афинская школа». В этой работе художник хотел объединить в единой среде крупнейших философов и мыслителей Древней Греции. В центре он поместил Платона и Аристотеля, каждый из которых держит свой текст: Платон несет копию диалога «Тимей», а Аристотель несет свою «Этику». Названия произведений указаны в названиях книг. Более того, это не единственные книги, присутствующие на фреске. Вот, например, мы видим Пифагора, читающего мощный том:
СВИТОК ПАПИРУСА: ФОРМА ДРЕВНЕЙ КНИГИ
Рафаэль мог ввести нас в заблуждение. Ни Платон, ни Аристотель, ни Пифагор никогда не знали книг такого типа. Почти до конца античной эпохи книги не имели привычного нам прямоугольного вида и изготавливались не из бумаги или пергамента. Их внешний вид напоминал свитки папируса. Последний представлял собой растение, произраставшее почти исключительно в Египте, вдоль дельты Нила, из которого получали тонкие полоски. Путем наложения двух слоев этих полос, расположенных в противоположных направлениях (перпендикулярно друг другу), создавались «листы», которые затем последовательно склеивались, образуя ряды длиной в несколько метров и высотой около двадцати сантиметров. Плиний Старший оставил нам довольно подробный отчет о том, как изготавливались листы папируса.
Текст располагался в виде вертикальных столбцов уменьшенной ширины, каждый из которых содержал от двадцати пяти до сорока пяти строк; когда текст доходил до конца столбца, письмо продолжилось в следующем столбце. Теперь попытайтесь идентифицировать себя с читателем того времени: одной рукой он взял бы свиток в руку, а другой начал разворачивать часть папируса, несущую первую колонку; как только эта колонка была закончена, читатель разворачивал следующую часть и перематывал только что прочитанную часть по спирали, идущей рядом с большей. По мере чтения объем уже прочитанной части свитка увеличивался, а прочитанной части уменьшался, вплоть до конца книги, когда приходилось перематывать весь папирус и восстанавливать его так, как было вначале, чтобы разрешить новое прочтение текста.
ДИСКОМФОРТ ДРЕВНЕЙ КНИГИ
Как вы можете себе представить, обращаться к таким текстам было явно неудобно. Просто подумайте о необходимости проследить точную часть текста. Будучи студентом, вам приходилось бы бесчисленное количество раз искать в книге определенный абзац. Нет ничего проще: просто возьмите том, полистайте его и найдите то, что ищете. У Еврипида или Вергилия дела обстояли сложнее: чтобы найти тот или иной отрывок, им приходилось постоянно разматывать и перематывать свитки. Это одна из причин, почему древние авторы часто по-разному цитируют части текста, взятые из одних и тех же произведений: фактически, вместо того, чтобы брать на себя хлопоты по поиску оригинального отрывка, древние предпочитали полагаться на память, сообщая слова, которые они помнили, что приводило к риску неточности.
ХРУПКОСТЬ ДРЕВНЕЙ КНИГИ
Еще одним следствием метода составления древних книг и изучения их является то, что они были гораздо более подвержены износу, чем наши. Трение, вызванное разматыванием и перематыванием папируса, часто приводило к его износу или стиранию чернил. Это тоже было немалой проблемой, особенно в эпоху до изобретения печатного станка. Если сегодня один из наших экземпляров «Божественной комедии» испортится, об этом будем сожалеть только мы и наша личная библиотека. Если то же самое произошло с книгой Лукреция две тысячи лет назад, то это было гораздо серьезнее: ведь каждая книга могла служить антиграфом, то есть образцом текста, подлежащего копированию для создания дальнейших копий. Но если части текста были повреждены, они могли быть потеряны или заменены исправлениями переписчика с неопределенными результатами, которые изменяли оригинальную работу и сохранялись в последующих копиях.
Нам повезло, что мы можем прочитать размышления древнего автора по этому поводу. Это Деметрий Лаконийский, учёный II века до нашей эры, ученик Эпикура. Извержение Везувия в 79 году нашей эры затопило и обуглерожило ряд важных философских текстов, которые сегодня, благодаря современным технологиям, мы начинаем читать и реконструировать. В одном из этих свитков содержалось эссе Деметрия, в одном месте автор акцентировал внимание на ущербе, нанесенном книгам с течением времени: здесь речь идет не об эрозии, а, скорее, о древоточцах, но интересный факт заключается в том, что Деметрий обсуждает попытку сделаться переписчиком для корректировки текста. Подобные вмешательства происходили очень часто и могли существенно затруднить сохранение и понимание текстов.
СЛОЖНОСТЬ ЧТЕНИЯ ДРЕВНИХ КНИГ
В заключение мы должны вспомнить элемент, который отличал древнее чтение от сегодняшнего чтения. Нам кажется очевидным видеть четко различимые слова на странице, но это тоже было завоевание, которое стабилизировалось только в средние века. Древние свитки сообщали о письменности без пробелов между одним словом и другим, без знаков препинания и, в случае поэтических произведений, без деления на стихи. Речь должна была идти не о чтении, а о расшифровке, особенно в случае лирических произведений со сложной метрикой. Чтобы получить представление о ситуации, представим себе, что Данте Алигьери читается таким образом:
в середине пути моя жизнь застает меня в темном лесу, который по дороге заблудился, ой, сколько сказать, что было и что длится, а что дико, сурово и сильно, что в мыслях возобновляет страх
Как мы понимаем, умение следить за нитью разговора отягощено необходимостью различать термины, то есть как можно быстрее понимать, где заканчивается одно слово и где начинается другое. В этом отношении Аристотель оставил нам интересное свидетельство относительно уже малоизвестного автора Гераклита (Аристотель, Риторика, 1407б):
Совершенно необходимо, чтобы написанный текст легко читался и понимался, а это одно и то же. Дискурсы, связанные между собой множеством частиц, или произведения с трудным разделением предложений, как, например, у Гераклита, не обладают этой способностью. На самом деле, различение произведений Гераклита — непростая задача, так как неясно, относятся ли слова к тому, что следует, или к тому, что предшествует, как в начале его сочинения.
Заметное улучшение читаемости текстов произошло в III веке до нашей эры благодаря использованию акцентов (ранее отсутствовавших) и разделения поэзии на стихи (колометрия). Оба нововведения были введены учеными Александрийской библиотеки в Египте. Однако людям еще придется подождать несколько столетий, прежде чем произойдет разделение между словами.
Сегодня подарочные книги купить можно с легкостью, в древности, это было с одной стороны роскошью, а с другой, не практичным предметом.
На этом этапе мы можем составить более конкретное представление о том, какой должна была быть библиотека Лицея, школы, которую Аристотель основал в Афинах в IV веке до нашей эры: собрание свитков, сложенных рядом друг с другом, написанных от руки более или менее опытными переписчиками и требующих значительных усилий для сверки. Иными словами, чтение книги должно быть основано на твердой убежденности и не должно отпугивать многочисленными трудностями.
|
